Пятого декабря 2023 года на сцене Большого зала Филармонии КОРА, город Майкоп, Государственный академический ансамбль народного танца Адыгеи «Нальмэс» в партнерстве с Концертным объединением Республики Адыгея представил «Хореографический спектакль «Адыгская народная свадьба» («Адыгэ нысэщэ джэгу»). Спектакль был поставлен в рамках реализации гранта Министерства культуры Российской Федерации
Более ста специалистов из самых разных областей трудились над воссозданием мелодий, узоров и элементов быта адыгов XIX века. В рабочую группу вошли: историки и мультипликаторы, музыканты и хореографы, художники и филологи. Результатом плодотворной работы стал проект, поразительной красоты и органичности, отражающий все этапы традиционной адыгской свадьбы, демонстрирующий их как в танце, так и в виде классических театральных сцен. Постановкой спектакля занимался художественный руководитель ансамбля «Нальмэс», народный артист Республики Адыгея, заслуженный артист Кубани и Республики Абхазия — Аслан Хаджаев.
Нашей редакции посчастливилось не только побывать на спектакле, но и пообщаться с Асланом Мурадиновичем, а также с одним из солистов ансамбля — Магометом Коновым. Мы побеседовали о работе над проектом, культуре адыгов, творческом опыте и дальнейших планах.
Тамара Тукова: Как появилась идея постановки театрального представления? Давно ли планировали попробовать поставить спектакль?
Аслан Хаджаев: Не планировали, на самом деле. Идея принадлежит директору Адыгейского Государственного научно-исследовательского института — Адаму Хусейновичу Тлеужеву. Он пригласил меня в прошлом году к себе и предложил сделать постановку, которая сможет отразить традиции адыгов, ведь с течением времени они утрачиваются, народ теряет их с каждым годом. Я как раз в тот период был свободен, находился в поиске нового проекта и пообещал обдумать это. Так посчастливилось, что у нас хорошие отношения с «Росконцертом», (ФГБУК «РОСКОНЦЕРТ» -прим. ред.), нам позвонили и предложили подать заявку на грант от Министерства Культуры РФ с двумя проектами. Мы подавали проект с симфоническим оркестром и проект с постановкой свадьбы, как видите, поддержали второй. Мы выиграли грант на постановку, но нам на полный цикл работы по спектаклю давалось всего лишь два с половиной месяца. Мы провели колоссальную работу, очень сложную. В том числе, потому что наши артисты никогда прежде в подобном жанре не работали.
Когда сценарий принесли, я удивился количеству текста. Но когда ты уже начинаешь погружаться и изучать традиционный уклад, понимаешь, что без текста не получится показать адыгскую свадьбу никак. К сценарию я отношения не имел, его нам писали ученые, единственное, что отбирал: какие танцы в сюжеты войдут в постановку, а какие нет.
Т.Т.: Как проходила работа над музыкальным сопровождением спектакля?
А.Х.: У нас был музыкальный руководитель проекта — Азамат Асланчериевич Нехай, он художественный руководитель ансамбля «Исламей». Все мелодии — это архивные материалы, обрядовые, которые остаются в первозданном состоянии. Есть определенные обряды, для которых было уже готовое музыкальное сопровождение, допустим, возвращение жениха домой. А что касательно танцев: многое искали. Бывали моменты, когда материала не было, и чуть ли не с нуля необходимо было создавать мелодию. Например, архивный материал, где бабушка просто напевает что-то, и ты с трудом можешь различить мелодию, так как она не перекладывалась на музыку. Приходилось на ее основе буквально писать заново.
Но музыку мы не прописали в студии, на каждом спектакле у нас работает оркестр.
Т.Т.: Вы проделали колоссальный объем работы в такой короткий срок, насколько это было возможно изначально в вашем понимании в момент начала работы?
А.Х.: Объективно говоря, я считаю, что на подготовку такого проекта нужен минимум год. Это очень тяжело, и я никогда не сталкивался с таким объемом работы, который необходимо проделать в столь короткие сроки. Понимаете, ведь даже все женские костюмы отшивались с нуля специально для этой программы. Из гардероба ансамбля мы использовали только мужские костюмы. Они у нас как раз в цветах нашего народа, и были недавно обновлены, поэтому только мужские костюмы не шили.
Т.Т.: Скажите, есть ли разница между костюмами, которые вы отшивали для данного спектакля, и теми, которые были ранее? Есть устойчивый образ в голове у зрителя, как выглядит кавказское концертное платье. Отличались ли они от итогового вида?
А.Х.: Женский костюм для данного спектакля шился более аутентичным, хотя, человек не особенно сведущий в тонкостях и особых элементах, думаю, не заметит для себя особой разницы. Но костюмы другие, они отличаются от нальмысских костюмов всем: начиная с цветовой гаммы, заканчивая фасоном костюма. У нас сохранились все эскизы для платьев. Они создавались с опорой на архивные документы: старинные гравюры и музейные экспонаты. Мы всегда так работаем, любая наша постановка всегда в основе своей имеет науку, мы консультируем с учеными, изучаем архивы. Я всегда должен знать, насколько я могу отклониться от чего-то, а насколько — нет.
Т.Т.: В описании постановки указано, что в ней раскрывается десять сюжетов. Сможете немного рассказать о них?
А.Х.: Да, десять сюжетов — это десять сцен. Практически все — обрядовые. Выделяется на общем фоне только первая сцена — знакомство будущих жениха и невесты, но и её мы представили в традиционном формате «Жэщ дэс» (дословно «ночное сидение» — прим. ред.) . Это вечерние посиделки, где встречалась и общалась молодежь. Следующей идет уже сцена сватовства. В принципе, если кто-то из коллектива захочет жениться, мы можем его свадьбу на сцене сыграть, все обряды соблюдены… И я говорю абсолютно серьезно. Это отдельная опция, которая у нас скоро появится специально для артистов ансамбля. Можно прекрасно отработать, провести свадьбу. А после пойти в фойе и угоститься фуршетом
Т.Т.: То есть чисто гипотетически, любой из спектаклей может быть реальной свадьбой, и единственное, чем он будет отличаться, это наличием стола в фойе. Если зрители выходят и он есть — значит они на реальной свадьбе?
А.Х.: Да, я абсолютно серьезно. Не шучу. Так что, гости, отслеживайте.
Наш танец живет и развивается сам, поэтому он органичен…
Т.Т.: Что стало самым сложным для вас в процессе работы над постановкой?
А.Х.: Сложно было все. И продиктовано это было ограниченным сроком. Во-первых, конечно, поставить такое количество танцев за два с половиной месяца — это соревнование с самим собой в первую очередь. Ведь я ничего не повторил из репертуара ансамбля, ни одного куска. Плюс, ставились танцы, прежде не исполняемые на сцене, мы работали по черно-белым записям диаспор Турции и Израиля. Важно было еще понимать, что это — «Нальмэс», все знают наши танцы, мой стиль, и мне не позволительно было ударить в грязь лицом. Мы должны быть на уровне. Процесс постановки танца это не просто, это «дома придумал, нарисовал и все» — нет! Я никогда не рисую танцы, наш танец живет и развивается сам, поэтому он органичен. На репетициях у нас правило: «запоминайте сразу, потому что я сейчас забуду, что мы делали». Поэтому все репетиции пишутся, ведь завтра я уже не буду помнить.
Во-вторых, конечно, сложность была в том, что наши артисты никогда не говорили. Кто-то говорил своим голосом, для кого-то реплики прописали. Чтобы вы понимали, даже подбор голоса и постановкой говора занимались специалисты. Они переслушивали записи на предмет чистоты речи и произношения. И если была хоть малейшая «тень русского языка», отбор запись не проходила.
Играть и танцевать — вещи несоприкасаемые. Да, актерская игра есть и в танце, всегда и обязательно, но это несколько другое. Я не хотел, чтобы мои артисты перевоплотились именно в драматических актеров. Я хотел, чтобы это было естественно. Допустим, спектакль сядет смотреть актер театра, и он должен был бы мне сказать, что это на сцене не театралы. Они естественные. Я просил артистов: «Ведите себя так, как ведете себя в жизни». Контролю специальному подвергалась только жестикуляции, которая позволена в традиции нашего народа, а какая нет.
Т.Т.: По сути, основой для их игры стало именно то, что они являются носителями этого культурного наследия, оно есть в них. И его они транслировали через спектакль?
А.Х.: Да, именно. Сейчас, например, они во всех подробностях знают что представляет из себя настоящая адыгская свадьба и любому специалисту смогут это объяснить. Вот у нас Джэгуакlуэ (традиционно: бард, поэт, шут, он слагает песни про всё и всех, в современном мире выступают распорядителями танцев, ритуалов и игрищ — прим. ред), разговаривает всю свадьбу. Представляете объем текста? И он знает его и на русском, и на адыгском. И русская версия записывалась отдельно.
Магомет Конов, солист ансамбля: Нам действительно нелегко было, так как мы не привыкли разговаривать на сцене. Да, мы прописывали в студии голоса, но это ощущалось странно. Мы стеснялись слышать собственные реплики! Мы когда свои голоса слышали, начинали смеяться. Кому-то было неудобно, а кто-то вообще сбегал со сцены.
Т.Т.: Какие элементы традиций, ритуалы были для вас в новинку? Что удивило?
А.Х.: Вы знаете, были обряды, которые мы не включили в программу целенаправленно. Они были спорными и малознакомыми обывателю. В спектакль вошли только те, которые считаются неоспоримыми в контексте свадьбы. Например, есть традиции, по которым мужчина должен был снимать с себя шапку, что, по мнению большинства черкесов, — нонсенс, мужчина не может снимать ее с себя в обществе. Но, оказывается, всего есть три случая, и два из них присутствуют в традиции свадьбы. Мы же специально их не включили, чтоб не вызывать споров.
Один из них — избрание самой красивой девушки: уважаемый старейшина снимал с себя папаху и надевал ее на ту самую красавицу. Мы этот момент немного изменили и в постановке шапку выносят отдельно, чтобы избежать непонимания. Ещё один — на сватовстве, когда будущие супруги договариваются, жених говорит: «вот моя голова (Си пыlэ/Си щхьэ)» , он оставлял свою папаху в залог, чтобы вернуться, когда сдержит слово. А девушка, в свою очередь, дарила ему кольцо.
Еще мы узнали, например, про обряд «Анэгъуэ удж», который проводился в женской комнате. Старшие женщины пели, благословляя союз и желая молодым счастья. Его мы пока не включили в спектакль. Пока.
Что касается танцев, есть определенные каноны и традиции, но сцена всегда вносит свои коррективы. Например, девушка не может в танце поднимать руку выше сорока пяти градусов, в процессе постановки «свадьбы» мы за этим следили строго. Позволили себе отступить от этого только уже в новом танце, после обрядовых. И представьте, нужно соблюсти каноны и при этом сохранить интерес зрителя, все должно быть смотрибельно.
Проект оказался исключительно сложным, и я пообещал себе, что больше я никогда в такие сроки за подобный проект не возьмусь.
М.К.: Для меня в новинку был обряд «Нысэ удж», когда девушки берутся за руки и танцуют в честь невесты. Они сами поют обрядовые песни, и сами танцуют. Я сам из Карачаево-Черкесии и у нас этого обряда нет, в Адыгее тоже. Он сохранился только у шапсугов, насколько нам известно.
Т.Т.: Есть ли в планах разработка дубляжа спектакля на английский язык, например, чтобы представители диаспор за пределами России, в тех же Турции, Иордании и других странах могли также увидеть его.
А.Х.: Спектакль как правило дается на черкесском языке, у нас есть синхронный перевод. Помимо записанной версии спектакля на русском языке, которую иногда показываем в том числе в Майкопе. Но знаете, что скажу: пусть диаспора учит родной язык и смотрит его на родном языке. Я же говорю на своем языке и на русском и они также должны. Это отличная возможность диаспоры проникаться родной культурой больше через изучение языка.
Т.Т.: А как же те, кто уже потерял язык, но горят своей культурой?
А.Х.: Мне кажется это ненужный компромисс. Забивают же стадионы Metallica, Led Zeppelin, а оперу дают на языке автора — и зрителей меньше не становится. Далеко не все понимают, но все два-три часа слушают с удовольствием. Мы не раз давали в Майкопе спектакль на черкесском языке, и хочу сказать ,что аудитория на пятьдесят процентов языка не знает, многие зрители представители других национальностей и туристы.
Те, кто знает свой язык, оценят красоту оригинальных текстов по достоинству. Тем более, что написан он на литературном, я бы сказал, благородном языке. Автором текстов была Рая Нарокова — доктор наук, профессор, она провела колоссальную работу.
Т.Т.: В Ваших интервью Вы говорили, что, как правило, всегда недовольны работой. Вы довольны данной постановкой?
А.Х.: Ну, со спектаклем мне проще чуть-чуть. Я вам честно скажу. Мне вот один человек, очень взрослый, сказал, что если ты даже больше ничего в жизни не сделаешь, этого вполне достаточно. Я это говорю не с точки зрения захваливания своей работы, того, как это поставил, а с точки зрения того, насколько это нужно народу. И я буду первым, кто это сделал. И «Нальмэс» будет первым, как всегда, который это сделал для своего народа.
И как наш Мурат Каральбиевич Кумпилов, Глава Республики написал в отзывах: «Если вы хотите увидеть адыгскую свадьбу и узнать, как ее правильно сыграть, вам нужно обратиться к нам в «Нальмэс» и сходить посмотреть спектакль». Вот это, я считаю, самое важное. Это реально, ты можешь честно от себя сказать, что я это сделал для народа. Это не будет высокопарно звучать, потому что это так и есть. И они, артисты ансамбля, войдут в историю.
«Если вы хотите увидеть адыгскую свадьбу и узнать, как ее правильно сыграть, вам нужно обратиться к нам в «Нальмэс» и сходить посмотреть спектакль»
Т.Т.: На Ваш взгляд, что является основой культуры адыга: самым важным, тем, что Вы хотели бы донести, показать в спектакле?
А.Х.: «Адыгэ Хабзэ» — это наш кодекс. Он прекрасен.
Т.Т.: Получилось донести его в спектакль?
А.Х.: Я думаю, что да. Там видно все. И любой молодой человек может прийти и осознать: испытывает ли он чувство стыда за возможное несоответствие гордому званию адыга. Этот образ и принципы транслируются везде в постановке: в диалогах, поведении. «Хабзэ» показывает, насколько народ был благородный, как они общались друг с другом. И после посещения нашей постановки, мы надеемся на то, что в сердце зритель найдет отклик, ответ на вопрос: «Такой ли я, какими адыги были?»
Т.Т.: Сейчас очень много идёт разговоров о том, что традиции должны преобразовываться, изменяться в угоду времени. Насколько реально соблюдать Хабзе? Насколько реально это всё в современном мире, на Ваш взгляд?
А.Х.: Абсолютно. В полной мере. В нем ничего нет сложного, наоборот он помогает. И чем больше будет людей придерживаться принципов жизни по «Хабзэ», тем меньше проблем будет на улицах, тем меньше будет необразованных людей. Однозначно. Если подобная практика срабатывает в один странах, то можно попробовать применить и у нас. Японцы ж как-то живут по кодексу самурая. Я 10 лет в этой стране проработал (в Японии). Да, понятно, не без проблемных людей, но в основном они соблюдают эти традиции. Если ты на улице увидишь мужчину, идущего в кимоно, на катур деревянных, это никого не удивляет. Тоже точно так же, как девочку, которую все думают, что это гейша, это им просто нравится культура, национальный костюм. Я ничего в этом не вижу плохого или отсталого. Все можно соблюдать.
И свадьба адыгская очень красивая. Она без лишних затрат идет. Ведь адыгская свадьба, это же не про застолье. Это совсем другое. Застолье это так, как говорится, гости голодными не уйдут, но не это было самое главное на свадьбе.
Т.Т.: А как с Вашей стороны? По «Хабзэ» получается жить?
М.К.: Нужно стараться. Люди, допустим, верующие, что христиане, что мусульмане, они же могут, они живут по законам указанных в писаниях. «Хабзэ» не сложнее.
Т.Т.: А что есть развитие для национальной культуры?
А.Х.: Ну, во-первых, допустим, для меня сейчас самое важное может быть не столько развитие, сколько найти всё, что есть, всё, что возможно, и вынести это на сцену, пока народ это не потерял. Это самое важное. У меня поэтому нет времени, на то чтобы какие-то дружественные жесты делать, ставить танцы для друзей, когда мы в гости куда-то поедем, потому что моей жизни не хватит сделать всё, что есть в нашей культуре, и я пытаюсь максимально всё это вернуть, всё, что возможно.
Ну и есть второй аспект: когда ты своё не берёшь сам, его возьмёт кто-то другой, а возвращать потом будет сложно, а точнее это будет уже невозможно, а доказать никому ничего не сможешь. Поэтому ты берёшь и делаешь это так хорошо, чтобы ни у кого не было желания, он понимал, что лучше он это никогда не станцует.
«Нальмэс» – это сердце адыгского народа
Т.Т.: Ваши творческие планы?
А.Х.: Ну, у нас в этом году «Нальмэс» 88 лет, 18 июня исполнится. Отмечаем красивую дату. Наше шоу «Сквозь время» делится на три части и мы их давали три дня подряд по одной, установили рекорд дома в Майкопе, и каждый день — аншлаг! В Майкопе ни одна даже звезда не работала больше двух дней. Восьмого июня сделаем подарок нашим зрителям. В один день с двумя антрактами мы отработаем все три части.
Ну и дальше я думаю, что мы уже будем думать, что еще ставить. У нас всегда что-то ставится. Наша культура является неиссякаемым источником идей для новых постановок
Т.Т.: Глобализация, время движется. Выстоит ли адыгская культура?
А.Х.: Я, знаете, всегда говорю, как говорится, нагло и бесстыдно, Возможно это прозвучит немного заносчиво, но пока жив «Нальмэс», наш народ будет жить всегда. «Нальмэс» – это сердце адыгского народа. И никто это не оспаривает никогда. Ведь я могу точно сказать, что пока есть «Нальмэс», с нашим народом всё будет хорошо.
Может для кого-то это будет звучать странно. Но нигде так не знают хорошо в мире адыгов, как его узнают по «Нальмэс». И сегодня вся страна нас знает! Да, «Нальмэс» достаточно популярный стал.
Благодаря «Нальмэс» во многих уголках страны узнают, что есть такой народ, есть такая республика (Адыгея). У нас турпоток увеличился, Владимир Владимирович говорил, ровно в два раза. Огромное количество зрителей, огромное количество туристов посещает наши шоу и узнают о нашей культуре и это ценно.
